Надежда на взрыв всех четырех есть. Это будет настоящая бомба — от корчмы только воспоминание останется, как и о тех, кто в ней при этом окажется. Душевное состояние уцелевших спрогнозировать трудно. Могут свихнуться от пережитого стресса, или дружно разрыв сердца получат от никогда не виданного фейерверка, а может станут еще более злыми.
Шансов на такую удачу немного. Мне доводилось видеть донце мины с остатками тола — даже в едином корпусе не вся начинка среагировала. А тут сразу о четырех размечтался. Что еще можно ожидать от профана, неспособного отличить осколочно-фугасный от кумулятивного?
Да пусть хоть один рванет — даже несколько погибших заставят их крепко призадуматься над перспективами похода. Может ну его нафик — этот проклятый Мальрок? С такими-то сюрпризами. На юге спокойнее и теплее.
Смущало лишь одно — могут пострадать рабы. Жаль людей, да и планы у меня на них имеются — серьезные. Но Обама рассказал, что на ночь всех загоняют на идущую второй галеру, оставляя под охраной. Даже если корабль в момент взрыва окажется поблизости, все равно дистанция составит не менее полусотни метров и борт должен защитить от осколков.
А если кому не повезет, то что ж — это война. Я не могу упустить шанс столь оригинально навредить противнику. Мне надо сполна рассчитаться за сегодняшнее унижение, сбить с этих самодовольных садистов уверенность в своем превосходстве, заставить шарахаться от любого шороха. Они у меня спать не будут: энурез заработают и неоперабельное заикание — я на выдумки мастак.
Ночь. Темнота. Старая корчма. Я здесь один — никого не стал посвящать в свои зловещие замыслы. Если не получится — не пострадает репутация стража; если все выгорит — добавится лишний устрашающий штрих к моей загадочности. А если все пройдет вообще на пять с плюсом, то, пожалуй, даже оставлю парочку чудом уцелевших. Отпущу. Пусть вернутся на свой юг, и расскажут о местных ужасах. Глядишь — остальные действительно призадумаются. Ведь разгромлю этих — ничего не закончится. Раз не поленились такую толпу отправить, значит Межгорье им зачем-то очень нужно. Но кому охота связываться с противником, который способен сметать с лица земли дома вместе с обитателями?
Что-то я размечтался не на шутку… Ничего еще не готово, а уже делю шкуру неубитого медведя.
Снаряды уложил с таким расчетом, чтобы смотрели в сторону противоположного угла. Это на случай, если первым сработает кумулятивный. Может и лишние предосторожности — не знаю. Не исключено, что таких вообще здесь нет, и это две разновидности осколочно-фугасных. Хотя вряд ли… Лишь бы не какие-нибудь дымовые или зажигательные — там кроме психологического эффекта мало на что можно будет рассчитывать.
Вроде лежат нормально и даже в глаза не бросаются — обложил их углями и присыпал свежей золой. Место популярное у наших дозоров — частенько останавливались на отдых, используя здешнюю печь. Теперь надо разбросать обгоревшие палки, принесенные от костра из военного лагеря. Аккуратненько разбросать, чтобы выглядело так, будто они не догорели именно здесь, а не где-то еще.
Вот и все — теперь снаряды заметить непросто. Сейчас натаскаю дровишек немного, свалю рядом. Это не будет выглядеть подозрительным — просто народ, пользующийся печью, не все спалил в последний раз. Да и кто в этом мире будет ждать сюрпризов от обычного огня?
Когда загорится, уже точно никто ничего не увидит. А если и разглядит снаряды в пламени, то примет за камни — я не поленился корпуса глиной покрыть. Наверное, лишнее, но не смог удержаться от перестраховки — булыжники в очаге подозрения не вызовут. К тому же обмазка сыграет роль теплоизолятора: увеличит срок нагрева — пусть побольше народа успеет собраться, а лучше, чтобы глубокой ночью рвануло.
Сколько времени потребуется, чтобы взрыватели раскалились до критической температуры? Да понятия не имею, но, надеюсь, не минуты, а часы. Во время лесных поисков обычно так и случалось — ждали подолгу. Все успеют уснуть, жар, медленно стекая по корпусам, постепенно нагреет те крохотные порции чуткого взрывчатого вещества, которые должны спровоцировать главный бабах.
Подсветил тусклой лампой. Нет — снаряды и впрямь не разглядеть.
Попугай, недовольный тем, что я никак не угомонюсь, хлопнул крыльями, недовольно спросил:
— Что ты там ищешь, дурачок? Опять любимую дудочку потерял?
— Да нет… Подумываю — а не сварить ли из тебя суп на этой чудной печи… Зеленый: что ты думаешь о демах? Остановятся они здесь?
— Шлюхины бабушки. Они обожают пешие прогулки на мужскую гордость, так что непременно наведаются в наш бордель. Может мы отыщем незанятую перину и завалимся в уголке? До чего же спать охота.
— Перину не обещаю, но пора уходить. Здесь все — остается только ждать новых постояльцев.
— Я бы вон за тем столом не отказался выпить.
— Не советую, Верещагин — баркас заминирован.
— Опять слышу пьяные речи.
— Зеленый — прекрати русский язык пьяными речами обзывать. Бывает, что иногда ты при этом чертовски прав оказываешься, но обычно все мимо, а мне за державу обидно. Не пьян я. Трезв. Даже болезненно трезв. Молись, Зеленый, чтобы все сработало.
— Без церковного винца что-то в глотке сухо и молитва не лезет. Святой отец: можно бы и налить, раз такое дело.
— Обойдешься. Сегодня я мусульманин, и закон у нас сухой. Что, граждане демы — с Тьмой снюхались? От правоверной веры отвернулись? Думаете, газавата на вас нет и знамени зеленого? А шахидов вы когда-нибудь видели?! Нет?! Аллах акбар! Неверные!..