Недобитый - Страница 18

— Верхом поеду.

— Ага. И свалитесь к вечеру, если не раньше. Как вчера свалились. Сэр страж: давайте вы в себя немного придете, а потом уж езжайте куда хотите — никто и глазом на такое не поведет.

Я знал, что уговорить Тука будет труднее всего — излишняя демократичность бакайцев играла против меня: порядочный слуга перечить своему господину не должен. Но ничего — обязательно добьюсь своего. С горбуном это будет гораздо легче, чем с сержантом. Солдафона я бы ничем не пронял…

* * *

Быстро выйти не получилось. Для начала доблестные воины часа два выволакивали жителей пещеры на свет божий. Лишь единицы из них при этом не оказывали сопротивления, да и то по причине крайней степени изнеможенности. Глядя на этих дистрофиков, я содрогался. Сами себя довели до предела, добровольно закрывшись в подземном концлагере.

Некоторые и впрямь будто одичали — несмотря на путы, пытались сопротивляться. Даже до зубов дело доходило. Парочка женщин почти непрерывно завывала, время от времени им начинали аккомпанировать остальные. Плакали дети, ругались чумазые мужички. Несмотря на то, что дело происходило на улице и сидел я на приличном удалении от входа, ноздри улавливали нехорошие ароматы — смердело от здешних межгорцев будто от веками не чищенного нужника. Это вызывало омерзение и напрягало — наводило на мысли о страшных болячках. Хотя если верить историкам, на Земле существовали целые народы незнакомые с водной гигиеной. Их представители доживать до глубокой старости ухитрялись. Говорят, одеколон и духи изобрели, чтобы заглушать вонь. Не верю — подобный духан никаким парфюмом не заглушить. Или я слишком утончен в сравнении с предками? Опять же — пещерная жизнь может сказываться, плюс недоедание, плюс паразиты. Сам видел, как в сырых тряпках расползающейся одежды заводятся жирные черные мокрицы.

Мирул, ошалевший от всего происходящего, отрапортовал без былой бодрости:

— Сэр страж. Мы все сделали. Сорок два человека здесь, считая детей.

— Вижу… Надеюсь, не все разбегутся по дороге.

— Их бы стреножить, но тогда идти не смогут быстро.

— Детей на заводных лошадей, женщин, которые послабее, тоже. И стариков.

— Сделаем.

* * *

Новой миссией солдаты были недовольны. Нет — они не против возвращения южной дорогой. Одно неудобство — фургон так и останется у деревни на западе, но эта проблема их не должна волновать. А вот присмотр за толпой полудиких оборванцев напрягает очень даже сильно. Я не сомневался, что в случае попыток побега они не будут выказывать чрезмерное служебное рвение — чем меньше межгорцев останется, тем чище будет атмосфера в походе.

И сам временами начинал жалеть, что связался с этим делом, но, вспоминая мертвого мальчика, забывал о сомнениях. Пусть взрослые разбегутся, но хоть маленькие дети останутся. Толку от них, конечно, мне никакого, но в данном случае даже такая бессовестная личность как я готова идти на альтруизм.

Странно, но, несмотря на общее ухудшение самочувствия, в седле я держался получше чем вчера. И временами, на ровных участках тропы, даже начинал вести беседы с Зеленым. Попугай, ежась от срывающихся капель холодного дождя не был расположен к общению и угрюмо отмалчивался. На прямые требовательные вопросы скупо ругался или переводил разговор на тему алкоголя. В общем, ценных сведений о болезнях стражей я от него так и не добился.

Ведь наверняка знает что-то, но молчит как глухонемой партизан на допросе. Не первый раз пытаю, но все без толку. А еще друг называется…

Изредка лес редел и, выбираясь на более-менее открытые места, я осматривал окрестности. Ничего интересного ни разу не заметил. Холмы с каменистыми склонами и редкими скальными обнажениями; вымершие нищие деревеньки в долинах; мутные из-за нескончаемых дождей ручьи; заброшенные поля и огороды; человеческие и лошадиные кости, местами встречающиеся чуть ли не на каждом шагу. Море, которое иногда проглядывало слева, безрадостную картину не скрашивало. Такое же черно-мрачное, как и все вокруг. После полудня справа пару раз заметил гладь большого озера — второе по величине и самое восточное в межгорском ромбе. Вид у него был столь же по-зимнему унылый — только льда не хватало. Будь я даже в нормальном состоянии, при длительном созерцании столь «веселых» пейзажей захотел бы повеситься. А уж сейчас хоть волком вой.

Кстати о волках: серые показывались нередко. По одному, по двое, а один раз целую стаю заметили. Нагло изучали нас с безопасной дистанции, даже не думая прятаться. Особенно запомнился матерый хищник, рассевшийся на вершине лысого холма. Будто изваяние — за все время, пока мы проходили мимо, ни разу ухом не повел.

Следят за нами или просто показывают, кто теперь здесь хозяин? Лучше бы последнее — нам такие тамбовские товарищи в соглядатаях не нужны.

К вечеру погода немного улучшилась. Низкая сплошная облачность никуда не пропала, но перестала осыпать водяной пылью. Правда, похолодало немного, но это гораздо приятнее, чем почти нескончаемый поток сырости.

Уже в глубоких сумерках выехали к рыбацкой деревушке недлинной полоской растянувшейся вдоль каменистого берега Черного озера. Его так же называли Южным, ввиду того, что это был самый южный водоем межгорского водного ромба. Самое маленькое, но при этом, по слухам, жуткой глубины и неподвижно-угрюмое даже в тихий летний полдень. Будь я в приличной форме, непременно бы плюнул в его мрачные воды — из чувства протеста перед подчеркнуто невеселым природным явлением. Но сейчас сил хватило лишь самостоятельно спешиться и проследовать в низенький домишко, к жесткой лежанке. Даже этот невеликий труд дался с трудом. Не желай я создать у народа впечатление, что со мной все в порядке, попросил бы помощи у Тука.