Может старуха думала, что это простая палка? Может и так… Вот только есть одна странность. Мумия стража была покрыта слоями мышиных экскрементов будто коркой. Мне пришлось долго очищать перевязь, которую приватизировал, а чтобы обыскать одежду потратил не меньше часа. Дерьмо, окаменев, по твердости немногим цементу уступало.
А еще оно, видимо, по едкости не уступало кислоте — кольчугу сожрало до сплошной ржавчины и одежду обесцветило. Кожа перевязи плохо гнулась и выглядела так, будто я нашел ее на задворках помойки (что на удивление близко к истине), а метательные ножи не коррозировали лишь потому, что были сделаны из бронзы. Да и та местами позеленела.
И во всем этом разгуле дерьма Штучка лежала абсолютно чистая — будто обнаженная девственница в кабине озабоченного дальнобойщика. Я во многое готов поверить, но только не в то, что летучие мыши, движимые любовью к прекрасному и загадочному, старались гадить мимо оружия стража.
Щедро вывозив древко Штучки, я положил ее на сухую траву и занялся наблюдениями. Надолго это занятие не затянулось. Нет — не потому что надоело. Просто в какой-то момент понял, что на оружии не осталось ни пятнышка, а я даже не заметил, как это получилось.
Повторил опыт. Так и есть. Секунд двадцать-тридцать, и грязи как не бывало. Не пристает она. Будто испаряется, или потихоньку осыпается. С лезвием аналогично. Точнее — еще круче. Его даже на секунду нельзя было испачкать.
Значит, мышки на Штучку гадили, но только безрезультатно. Очень удобно — я по натуре не последний лодырь, но рад, что обзавелся оружием, не нуждающимся в чистке.
Вернемся к главному вопросу: почему такую странную, бросающуюся в глаза вещицу, не приватизировала старуха? Она не могла ее не заметить. В ту часть пещеры наведывалась постоянно, устроив в одном из углов нужник. Рано или поздно обязана была заинтересоваться необычным шестом. Забрать, спрятать среди остального хлама. Но нет — оставила на полу, возле тела стража.
Стоп. Как лежала Штучка? Аккуратно, параллельно стене. Бабка специально так положила? Зачем? Откуда мне знать — если у обычных психов не все дома, то у старухи, похоже, вообще весь народ оттуда свалил безвозвратно. Надо быть таким же сумасшедшим, чтобы понять логику ее поступков.
Ладно — спишем все на ведьмину шизофрению. А откуда вообще Буонис мог достать такую прекрасную вещицу? Глядя на волшебный клинок жаба, давясь слюной, рисует в воображении картины огромных складов, набитых еще более полезными вещами. Мне много не надо — хотя бы несколько тысяч мечей из этого металла и миллион наконечников для стрел и болтов. Для заработка стартового политического капитала хватит, а там я уже без подарков судьбы развернусь.
Так и вижу, как на пути разогнавшегося серебряного лезвия оказывается шея ненаглядного инквизитора. А потом иду в гости к палачам. Я человек не злопамятный, но зло не забываю.
Из сладких грез вырвал грубый, сразу не понравившийся голос:
— Да этот блаженный здесь яйца высиживает.
Перед заброской в неизвестное я прошел достаточно приличную подготовку. Среди инструкторов встречались интересные люди, а иногда и откровенно чудаковатые. В то время меня это удивляло, и лишь здесь понял: человек, готовящий добровольцев для столь странных миссий, должен быть хоть немножко сумасшедшим.
Среди них запомнился один… Не знаю, как называлась его должность. Мне его представили, как психолога, специализирующегося на кризисных ситуациях. До знакомства с этим субъектом у меня сложилось о специалистах-психологах шаблонно-неверное представление: интеллигентные дядечки с добрыми глазами, которые ни на миг не переставая улыбаться с помощью тактичных умных слов легко докажут, что все твои жизненные проблемы проистекают из того, что ты считаешь себя обделенным размерами некоего органа, или испытываешь подавленное влечение к двустворчатым моллюскам.
Тот инструктор на интеллигента похож не был. Уверен, что робкие люди, сталкиваясь с этим красномордым бугаем на тихой ночной улочке, рефлекторно тянулись к кошелькам и мобильным телефонам, намереваясь расстаться с ними добровольно, чтобы не обогащать стоматологов.
Взгляд у него был недобрым. И улыбок я ни разу за ним не замечал, чему не удивлялся — ведь бульдозеры не улыбаются.
Говорил этот человек коротко, не заботясь о такте и интеллектуальной глубине сказанного. Лекции его были короткими и запоминающимися, а на практических занятиях я неоднократно зарабатывал негативные эмоции — инструктор был уверен, что без этого «допинга» материал усваивается гораздо хуже.
Его многозначительная фраза, применимая к этой ситуации, глубоко засела в моей ранимой душе:
— Парень — если кто-то незаметно подкрался к тебе сзади, то в лучшем случае это армянин.
Говоривший находился за спиной, и это говорило о многом.
Он сумел приблизиться бесшумно, что непросто. Пожухлая трава, пропитанная влагой многодневных дождей, на морозе обледенела и громко хрустела под ногами. Чтобы не выдать себя этими звуками надо сильно постараться или быть призраком. А чтобы выйти на дистанцию, за которой все старания бесполезны, надо быть чертовски уверенным в себе человеком — ведь люди, как правило, не любят тех, кто к ним подкрадывается сзади, и могут неадекватно отреагировать, когда заметят.
Он наткнулся на меня не случайно: увидел издали. Случилось это, скорее всего, на стадии высадки. Ведь теперь я неплохо укрыт среди кустов, разросшихся стеной у подножия пригорка. Любитель подкрадываться разработал способ приблизиться не вспугнув. После всех мер предосторожности он, подойдя, громогласно объявил о своем присутствии. Это важный штрих — незнакомец считает, что первый этап своего неведомого замысла выполнил и таиться больше не стоит.