Вам, если все расскажешь, так вы аннулируете заявку на пулеметы, отмазавшись тем, что я и без них выкручиваюсь ловко, и вообще умею из содержимого сортира изготавливать шоколадные конфеты.
Так что продолжаю ждать подрыва Вселенной и последующей посылки с пулеметами.
Четыре часа назад я убивал, меня самого пытались убить, а я еду верхом на кусачей кобыле и несу разный бред попугаю. Пожалуй, епископ был прав: при таком душевном разладе и впрямь исповедь не помешает. А лучше психиатр…
Теперь, собственно, сама исповедь.
Зеленый — я очень грешен. Убиваю людей, сожительствую с девой не отягощая себя брачными узами, не соблюдаю постные дни, употребляю алкоголь (хотя не уверен, что это грех). Перестань так волноваться — я и без того знаю твое мнение по этому вопросу. Ну как? Отпустишь грехи? Что?! Ах ты жадная алкоголическая скотина! Жмот! Еврей летающей! Да я на столько не нагрешил еще!»
Климат в Межгорье не сказать, чтоб тропический, но холодные зимы здесь редкость, а снег можно годами не видеть, если не приглядываться к далеким северным вершинам. Однако нам «повезло»: и морозы получили, и метели — все удовольствия сразу. Разве что серьезные водоемы продолжаются сопротивляться — льда на них нет. Сейчас, правда, погода немного наладилась, но все равно холода стоят — днем около нуля, ночью небольшой минус.
Жителям Челябинска по суровости до здешних аборигенов очень далеко. Туземцы могут в лютую стужу под открытым небом ночевать с таким сладостно-оглушительным храпом, что деревья шатает. И плевать им, что сверху снег, сбоку ветер, снизу земля мерзлая, а где-то рядом чудища бродят.
Но это касается не всех. В силу природного любопытства я расспрашивал разведчиков о мелочах, которые они подметили у демов. И хорошо запомнил, что те при каждом удобном случае старались развести костры и толкались вокруг тесным кругом, грея ладони. Поверх доспехов закутывались в плащи, накидывали одеяла, при отсутствии огня могли подолгу сидеть на корточках, обхватив руками колени — так меньше потери тепла.
Демы живут на юге — они привыкли к жаркой погоде. Им здесь неуютно, вот и не упускают ни единой возможности погреться.
Я человек добрый и в душе закоренелый пацифист. То, чем приходится заниматься в новой жизни мне не всегда нравится. Но куда деваться, если очень хочется эту самую новую жизнь растянуть, а многие почему-то против. Бегать бесполезно: со своей способностью везде находить неприятности, я далеко не уйду, да и от старых грехов не скроюсь: стражи здесь великая редкость и предмет повышенного интереса. Разве что сварить, наконец, Зеленого, избавившись от такой предательской приметы? Идея любопытная — на досуге надо будет с ним ее обсудить.
Вот интересно: откуда замшелый пацифист может столько знать о снарядах? Те, кто исповедуют жизнь лишенную насилия, подобными вещами не интересуются.
Я, если не вспоминать рискованный детский период, когда все мальчишки временно превращаются в пироманьяков, тоже ничем подобным не интересовался. Кое-какие кусочки теории запали в голову во время подготовки к заброске. Яйцеголовые всерьез рассматривали сценарий, при котором я попаду в мир, где цивилизация достигла уровня нашего девятнадцатого века. Этого вполне достаточно для создания установки, а в качестве оплаты за помощь я могу расплатиться с аборигенами некоторыми знаниями. К примеру: конструкциями несложных артиллерийских взрывателей, прицелов, баллистических вычислителей и прочего.
К сожалению, учить меня разбираться в маркировке боеприпасов земных армий они не сочли нужным. И применять их в диверсионной деятельности тоже не натренировали.
Ну и не надо — у меня своя голова имеется, и свой опыт.
Был у меня хороший друг: Миша. Хотя почему был? Есть… За стеной, которую преодолеть ох как не просто, но есть. Удачи ему и счастья побольше. Отличный человек. Достойный.
Что-то я отвлекся…
Так вот — жизнь у Миши была несколько сумбурной, но так как душевный стержень в нем неслабый, он всегда находил возможности для не совсем обычной деятельности. Нет — не экспериментировал с алкалоидами индийской конопли, не участвовал в гей-парадах, не рыскал по стихийным рынкам с бейсбольной битой в поисках представителей неславянских народностей. Он человек идейный, причем идей у него много.
Одна из них: СССР велик, а его обломки политически-аморальный хлам. Советские люди в годы Второй Мировой Войны совершили подвиг, а гнилое общество современных предателей решило это забыть.
Миша не состоял в гнилом обществе — Миша ничего не забыл.
Каждый год он дожидался тепла, одевался в затасканный камуфляж, взваливал рюкзак на плечи и уезжал в лес. Гнилое общество однажды попыталось его остановить, из-за банальной кабацкой драки закрыв в тюремное учреждение. Но, даже пропустив из-за этого лето, он все равно вырвался осенью, пусть и ненадолго.
В лес он ездил, разумеется, не за грибами или ягодами. В компании таких же идейных ребят и примкнувших к ним несознательных представителей гнилого общества, ищущих пути исправления или просто приключения, он рыскал по местам былых сражений, разыскивая останки павших солдат. Кости собирали в мешки, в конце сезона их, обычно, хоронили. Не просто так, а как полагается: с оркестрами, попами, залпами в воздух, гробами и речами представителей районных администраций.
Миша, выходя из напичканного скелетами леса, был обычно грязен, угрюм, небрит, нетрезв и злоречив, и сильнее чем когда-либо ненавидел породившее его общество. Доходило то того, что он поколачивал самых несимпатичных его представителей, из-за чего буйного поисковика нередко принимали менты. Пару раз при нем находили ржавые гранаты, патроны и прочие предметы из разряда «эхо войны», и тогда уже принимали серьезно, вплоть до сырых стен следственного изолятора и вмешательства серьезного отца.