В юные годы, читая о победах и поражениях древних полководцев, я неоднократно задавался вопросом: «Что происходило при этом с проигравшей стороной?» Как правило, сведения об этом были скудны и невнятны, но вариант, при котором одна из армий гибла в полном составе, вряд ли можно признать обычным явлением. Да и как вы это представляете? Торжествующая побеждающая толпа весело лупит вражеских солдат, а те даже не замечают, что их становится все меньше и меньше, шансов уже нет — разгром неизбежный, и все равно продолжают рубку. Или сдаются, становятся на колени, безропотно подставляют шеи под топоры палачей. Не верю: человек любит жизнь и даже рискуя всем, надеется на лучшее. Вариант, при котором смерть неизбежна, привлекает лишь самоубийц, которых не может быть слишком много.
Думаю, обычным исходом было тотальное бегство проигрывающей стороны. Бросая обоз, оружие и тяжелые вещи, умирая под ударами преследующей конницы. Но если местность не располагает к полному истреблению, кто-то обязательно должен уйти. Где-то вдалеке от поля боя их собирают облажавшиеся полководцы, заново формируют подразделения, усиливают подкреплениями, и вот оно — получайте новое войско.
Читая историю некоторых войн удивляешься — откуда проигрывающая сторона брала все новые и новые армии? А ответ прост — это была одна и та же. Просто противник не сумел толково организовать преследование, добивая деморализованные отряды и улепетывающих одиночек. Вот и выживали многие. Вспоминается, как после самых сильных разгромов некоторые подразделения ухитрялись отходить под барабанный бой и с развевающимися знаменами — это считалось доблестью и даже вознаграждалось. Своего рода поражение с элементами победы.
Демы организовывать преследование не стали. Не знаю почему. Может их латники слишком неповоротливы, или наше неожиданное нападение попортило им нервишки, смутило, ошеломило. Или опасались бросить уцелевших рабов без серьезной охраны — ведь многие удрали с нами, а оставшиеся могли последовать дурному примеру. Выдавив нас с поляны, тяжелая пехота пропустила вперед арбалетчиков, и те некоторое время двигались следом, постреливая в спины. Но продолжалось это недолго — вернулись назад, выпустив по одному или два болта. Их коллеги с правого берега тоже не увлеклись этим делом, да и лес выше по течению был гораздо гуще, что мешало применению оружия дальнего боя.
Когда я пришел в себя до состояния возвращения способности ясно мыслить, для начала убедился, что Арисат, Дирбз и епископ живы, после чего не стал костерить себя последними словами, а взялся за дело: принялся подсчитывать оставшиеся силы. При этом невозможно было не обращать внимания на сбежавших рабов. Они частично перемешались с отступавшими бойцами, но большинство жалось в одну кучу, двигавшуюся по ближайшей к реке широкой тропе. При этом они проявляли зачатки организованности: не скучивались в узких местах, быстро преодолевали открытые участки, чем затрудняли обстрел с правого берега, несли на руках пару своих раненых. Не знаю, что у них на уме, но надо добиться того, чтобы этот ум был занят исключительно идеями помочь нам во всех благих начинаниях.
Рабов увязалось около полутора сотен. Лица бледные, какие-то потасканные, но по рукам не скажешь, что дистрофики: у большинства верхние конечности на диво крепкие — будто у культуристов. Если захочу накачать руки до толщины ног, то знаю теперь верный способ: надо всего лишь поработать три-четыре месяца на галере демов. Те может и относятся к рабам жестоко, но голодом, похоже, не морят — лишь пахать заставляют до упора.
Будь эти рабы со мной изначально, к тому же раскованными и с кое-каким оружием, я бы, пожалуй, тот отряд на поляне разбил. Послал их первыми, перед дружинниками и латниками. Напор такой массы пираты выдержать не смогут. Мы бы попросту опрокинули их строй, вдавив в кустарник на опушке. А если вспомнить, с какой яростью гребцы убивали демов, то за их боевой дух можно не беспокоиться — таких можно смело ставить на острие удара. Потери среди них при такой схеме будут колоссальными, но зато костяк целее будет — не слишком честный поступок, но лучше уж терять этих чужаков, чем свои бесценные кадры.
После поражения и потерь мне нужны подкрепления. В холмах можно набрать еще сотни две межгорцев. Но это потребует времени, да и зарекомендовали они себя неважно — побежали одними из первых. Зато сейчас передо мной около ста пятидесяти крепких мужчин, которых не нужно искать. Проблема лишь с оружием и доспехами, но это уже другой вопрос.
А еще их придется уговаривать…
Найдя в толпе того самого смуглого увальня, первого бросившегося на надсмотрщиков, начал к нему протискиваться, на ходу понимая, что габариты у него еще больше, чем показалось поначалу. Рост явно не меньше пары метров, а уж плечи такие, что в дверь надо боком проходить.
Почувствовав на себе мой взгляд, гигант обернулся, посмотрел угрюмо, ожидающе.
— Меня зовут Дан. Сэр Дан. Я хозяин Межгорья.
Здоровяк красноречиво покосился через плечо и уточнил:
— А демы точно знают, что хозяин здесь именно ты?
— А ты всегда вопросом на вопрос отвечаешь?
Зеленый, удачно выбрав момент, спикировал на плечо, нервно пробормотал:
— Бегом-бегом! Бегом! Уносите ноги! Если догонят, отнимут все, вплоть до девичьей чести!
Раб на миг опешил, затем неуверенно уточнил:
— Вы случайно не страж?
— Случайно да.
— Простите меня — не знал.
Вот ведь обидно — даже галерного раба титул «Владыка Межгорья» не впечатляет, а какая-то облезлая пошлая птица на плече мгновенно заставляет уважать. Башня ходячая сразу на «вы» заговорила.